1681.08.04 – Отписка Ивана Курбатова из Анадырского острога якутскому воеводе И.Ф. Бибикову от 4 августа 1681 г. (ДАИ 8, 44:ХХІІІ³¹)

Государя царя и великого князя Феодора Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, столнику Ивану Фомичю³² сотничишко казачей Ивашко Курбатов челом бьет. В нынешнем во 189 году [сент. 1680 - авг. 1681]³³ послан я, по государеву указу, в Онандырской острожек на перемену приказным человеченком к десятнику казачью к Ивану Потапову, и судом Божиим у нас на море кочи розбило³⁴, и шел было я с служилыми людми на нартах, с великою нужею, должась у всяких чинов людей великими неокупными долгами. И из тех служилых людей с дороги, с Колыми реки и с усть Анюя рек, с той с государевой службы идучи, сбежали 4 человека казаков: Олешка Юсов, Ивашко Селенга, Олешка Ондреев, Ортюшка Резанов, а один человек казак Мелешка Быданцов и тот, идучи дорогою, посек ногу и остался на Индигирке реке, {итти было не мочь}, а с досталными служилыми людьми пошел было я Ивашко на государеву службу в Онандырской острожек, и идучи по Анюю реке, не дошед Анандырского хребта подъему, нашли аргишницу³⁵ Юкагирскую и пошли было тою аргишницею проведывати тех Юкагирей служилые люди 16 человек да толмач, казачья жена Офонки Шестакова, и тех служилых людей всех те Юкагири Ходынского роду побили³⁶, и пищали и топоры их и спицы железные государевы, которые посланы были промышлять рыбья кости моржевого зуба, и у тех побитых людей те Юкагири ограбили; а ясачные ли те Юкагири или неясачные, того неведомо; и того толмача те Юкагири ранили и взяли было к себе в полон, и из полону я Ивашко [его] выкупил³⁷; а меня с досталными с служилыми людми теж Юкагири обсадили в осаде апреля в 17 числе [17.04.1681], и приступали к нам, приезжая к острожку, не по одно время [=не один раз], со щитами или без щитов, болши двусот человек³⁸, и государеву казну пограбить было хотели и меня с служилыми с двунадцатью [=12] человеки побить хотели ж; и в том осаде сидел я четыре недели [апрель - май 1681], терпя голодную смерть, и тое государеву казну с служилыми людми отстояли, розграбить не дали, и нас было те Юкагири в острожке обсадили и некуде не выпускали, и к острожку, сделав оне семь щитов деревянных, приходя приступали, и травою огнем сжечь хотели, и казачью жену у острожку теж Юкагири палмою кололи, а другую казачью жену в полон было к себе взяли и увозили в свои юрты и из полону [её] выкупили ж. И по Божьей милости на приступе скрозь те их щиты из острожку из оружья, не хотя тое государеву казну напрасно им отдати и своих голов потеряти, тех Юкагирей на приступе до смерти побивали, а иных многих переранили; а сколки человек мы побили и ранили, того не ведомо. И после того приступу обстали было те Юкагири с своими юртами круг нашего острожку и не хотели было нас выпустить из острожку, заморить голодною смертью; и услышав про нас, что мы сидим в осаде <не дошед?> Анандырского острожку [sic!]³⁹, Чюванского роду лутчей Юкагир Мотора⁴⁰, и приехав с своими родниками, тех Юкагирей от острожку отбил и государеву казну и меня с служилыми людми из острожку выручил и провел от тех Юкагирей за Анандырской хребет за Камень [= горный массив], на Шаламиху речку, один без родников своих; и шли мы {к Онандырскому острожку} [сначала] до Анандыря реки в ташках [= с сумами пешком] {недели с две, потому что те Юкагири собак у нас всех у острожку на приступе перестреляли, больши штидесят собак}, а [потом] по Анандырю реке плыли на плотах до [Анандырского] острожку, а государеву казну, за малолюдством и за голодом, нести было не в мочь, путь стал по речкам воденой, и боясь иных Юкагирей, оставил на Ябланной реке, от Анандырского острожку итти в одну сторону воденным путем дней с семь до той казны, а в целости ли та казна или нет, того по сю отписку не ведомо; а по ту казну послал я Ивашко, из {Анандырского} острожку казаков в стругах. А приехав я в Онандырской острожек июня в 22 день [22.06.1681], и государеву казну, и острожек, и аманатов, и аманатской корм, и служилых и всяких чинов людей у прежнего приказного человека у Ивана Потапова все на лицо принял и во всем с ним Иваном росписался, и росписной список и наличную роспись всяких чинов послал под сею отпискою, а сыск особою статьею⁴¹. А которые, Иван Фомич, прежные служилые люди живут в Онандырском острожке, и тех велено мне выслать в Якутцкой острог⁴², а которые и в остатке останутца, и те стары, в походы ходить и аманатам корм промышлять не могут; а которые промышленые люди живут в Онандырском же острожке лет по 30-ти и болши, и те все остарели, и в осаде живучи, обедняли, и службу, и караулы караулить и корму промышлять на аманатов не могут же, и рыбного заводу сетей не стало, а у которых есть дети, и те малы; и те промышленые люди великого государя всякие службы до моего Ивашкова приезду служили и в походы ходили, и караулы караулили и рыбной корм на аманатов промышляли, а впредь, { Иван Фомич}, те промышленые люди государеву службу служить и корм промышлять, за старостью и за бедностью, не хотят, и впредь мне Ивашку его государева служба в Онандырском острожке служить будет, за малолюдством, не с кем, а иноземцов возле Онандырского острожку гораздо многолюдно, а одоления от Руских людей к ним нет. А кто [из] служилых людей по имяном [= именам], со мной будучи, побито, и тому под сею же отпискою роспись. А с сею отпискою посланы [из Анадырского острога в Якутск] казаки Ивашко Ондреев, Васка Сухарев, августа в 4 день⁴³.

[На обороте помечено:] 190 [года] июня в 1 день [1.06.1682] отписка и росписной список [ - ] принять и вклеить в столп. Государя царя и великого князя Феодора Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, столнику Ивану Фомичю⁴⁴; 190, июня в 1 день, подал казак Васка Сухарев.

Примечания:

31. ДАИ 8: 180-182; неполная копия с многочисленными пропусками и искажениями, внесенными писцом, частично опубликована в: ОРМ 131, с. 345 сл., причем в этой копии, в свою очередь, присутствуют некоторые обороты, отсутствующие в копии ДАИ 8, 44:ХХІІІ. Мы приводим текст в сводном виде по обеим копиям, кладя в основу более полный текст из ДАИ; слова присутствующие в копии ОРМ 131, но отсутствующие в ДАИ 8, 44:ХХІІІ, внесены в текст в фигурных скобках.
32. Иван Фомич Бибиков, сын Фомы Ивановича Бибикова, Якутского воеводы в 1678 - 1680 гг. Со смертью Фомы Ивановича 6 марта 1680 г. «по челобитью духовенства и всех служилых людей» И.Ф. Бибиков принял дела отца и исполнял обязанности Якутского воеводы [Барсуков 1902: 282 сл.] до приезда нового воеводы И.В. Приклонского (назначен на этот пост, на смену Бибикову, еще в апреле 1680 г. [Барсуков 1902: 283], прибыл в Якутск и принял правление в начале августа 1681 г. [ср. РМЛТО: 322, где это событие датируется сентябрем 1681; однако в очередной собственной отписке Фёдору ІІІ И.В. Приклонский упоминал, что 6.08.1681 он отписал царю некое послание, причем по контексту речь явно идет о послании, отправленном сразу по вступлении в должность и докладывающем о вступлении в нее и готовности исполнять свои обязанности: «в прошлом, великий государь, во 189 году августа в 6 день писал я холоп твой к тебе... что, по твоему великого государя указу и по наказу, велено мне холопу твоему быть на твоей государевой службе в Якуцком остроге, и жить с великими береженьем (следует перечень его обязанностей. - А.Н.)», ДАИ 8, 44:ХХV (с. 182 сл.). Специально писать царю о том, что тот же его и назначил (намного ранее) воеводой в Якутск имело смысл только в виде зачина своего рода рапорта о вступлении в эту должность. Таким образом, Приклонский вступил в нее в самом начале августа 1681 г.].
33. Ср., однако, текст 8, где отправка Курбатова на Анадырь датируется «188» годом. Возможно, Курбатов отправился из Якутска на Анадырь в августе-сентябре 1680 г. (прим. 61).
34. Незадолго до этого, в самом начале весны 1681 г., кочи Курбатова проходили мимо Устьянского зимовья, и Курбатов тогда забрал для продолжения пути часть парусов, приготовленных ясачным юкагиром «Моторкой» (т.е. Моторой) для отряда Некраса Федорова, находившегося в Устьянском зимовье (см. выше, текст 4).
35. Проезжая, обозная дорога аргишей – оленных обозов, с которыми кочевали оленеводы.
36. Об общности юкагиров-ходынцев см. [Долгих 1960: 431-438]. Как известно из другого документа, отписки Ивана Голыгина, напавших на Курбатова юкагиров возглавлял ходынец-юкагир Канива, определяющийся как «Ямочкин брат» (см. ниже, текст 11); очевидно, Ямочка был главой той родовой группы, в которую входил Канива. В самом деле, одним из родовых подразделений ходынцев был Ямочкин род [Долгих 1960: 437 сл.]
37. Вероятно, Курбатов выкупил захваченных юкагирами толмача и казачью жену (см. ниже) позднее, уже из Анадырского острога, приняв там начальство от Ивана Потапова.
38. Никаких оснований подозревать Курбатова в том, что здесь он завышает число напавших на него юкагиров, нет, так как в его отписке никакой роли это указание численности: оно просто приводится по ходу описания событий, и Курбатов никак его не использует (не ссылается на многочисленность осаждавших как на объяснение, оправдание и вообще какую бы то ни было причину чего-либо и не упоминает далее их числа вовсе). Между тем к концу ХVІІ в. у ходынцев было около 120 трудоспособных мужчин, а в середине ХѴІІ - до 155 трудоспособных мужчин (соответственно, ок. 480 и ок. 600 человек всего населения) [Долгих 1960: 428]. Ясно, что собственно ходынцы не могли отправить на Курбатова около 200 воинов, имея всего менее 150 трудоспособных мужчин (и до 600 человек населения). Более того, поскольку, кроме русских служилых людей, ходынцы враждовали, как видно из изложенных событий, еще и с чуванцами, и, как известно независимо, с чукчами, коряками и ламутами [Долгих 1960: 425, 428], то они не стали бы отправлять против Курбатова всех своих трудо- и боеспособных мужчин, так как даже в случае победы это на время оставляло бы их беззащитными перед лицом всех прочих своих реальных и потенциальных противников; вообще невозможно представить себе ситуацию, в которой какое-либо племя выслало бы поголовно всех своих трудоспособных мужчин куда бы то ни было, оставив в стойбищах на четыре недели только женщин, детей и стариков. Из сказанного следует, что юкагирское ополчение, которое Иван Курбатов определил как силы «Ходынского роду», в действительности состояло далеко не только из ходынцев, а приведенное определение получило у Курбатова потому, что оперировало, как видно из приведенных им данных, на территории ходынцев и базируясь на этой территории. Вероятно, ходынцы в нем и доминировали; в то же время в этом ополчении, кроме них, были широко представлены какие-то их союзники. 200 ополченцев отвечали бы общей массе населения примерно в 1000 человек, но поскольку, повторим, никакая общность не послала бы на Курбатова и его острожек всех своих боеспособных воинов, реально за этими «болши двусот» ополченцев стояла скорее общая масса до 1500 (если не более) человек населения. 1000-1500 человек - это 20 с лишним / 30 с лишним процентов от численности всех юкагиров в ее максимальном для ХVІІ в. виде (всего ок. 4,7 тыс. чел., [Долгих 1960: 440]) и ок. 30-40 процентов от численности всех юкагиров в 1680-х гг. (всего ок. 3,7 тыс. чел. [там же: 440]), когда и разворачивалась описанная Иваном Курбатовым осада. Юкагиры этого времени составляли 13 общностей (одной из которых и были ходынцы), так что ополчение, осаждавшее Курбатова весной в 1681 г., должно было представлять три-четыре такие общности.
Между тем В.И. Иохельсон, излагая сведения, полученные им от юкагиров Верхней Колымы, сообщает: «В древние времена юкагиры Омолона, Анюя и других рек бассейна Колымы устраивали летние сборы с организацией общих игр (лододьал). Место таких сборов называлось шахадьибэ (букв. - "место для сборов”). Ясачненские юкагиры показывали мне одно из этих мест южнее устья Ясачной.... Юкагиры прибывали сюда весной, до полного таяния снега, с Нижней Колымы, на собачьих нартах и лыжах [The Yukaghir would arrive there from the Lower Kolyma in the spring? before the snow melts completely? on their dog — sledges and snow shoes], и возвращались в свои селения летом на плотах» [Jochelson 1926: 126 = Иохельсон 2005: 187]. Таким образом, «в древние времена» съездами на Ясачной были объединены не только верхнеколымские юкагиры, но, наряду с ними, еще и омолонские, анюйские и нижнеколымские! Как известно от Тэки Одулока, такие съезды играли роль межплеменного совещания, создающего из участвующих в этих сборах общностей нечто вроде ассоциации или конфедерации [см. Спиридонов 1930/1996: 41], а бассейны указанных выше рек занимали в «древние времена», т.е. в ХVІІ в., четыре общности юкагиров: огимэ на Верхней Колыме, омоки (досл. юкагирск. просто «Народ») на Нижней Колыме и Нижнем Омолоне, лавренцы в среднем течении Омолона и ходынцы в верховьях Омолона (где стояло даже ясачное зимовье, собиравшее с них ясак, откуда следует, что здесь находился важный центр их сосредоточения), на средне-верхнем Большом Анюе и далее на восток (до низовьев Анадыря) [Долгих 1960: карта]. Разумеется, сам тот факт, что эти общности были объединены съездами на Ясачной, еще не обязательно говорит о том, что все они были политически связаны друг с другом хотя бы на уровне самой аморфной конфедерации. Однако в свете того, что в ХІХ - ХХ вв. этот же ежегодный съезд на Ясачной (в это время в нем участвовали только верхнеколымские юкагиры, потомки когимэ] был не только местом контактов, но и местом собрания, действовавшего фактически как орган совокупного самоуправления / урегулирования для всех представленных на съезде общностей [Спиридонов 1930/1996: 41], вполне допустимо предполагать, что указанные съезды выступали в той же функции и в те времена, когда в них участвовали не только верхнеколымские одулы - когимэ, но и юкагиры остальных субрегионов бассейна Колымы, т.е. омоки, лавренцы и ходынцы; в этом случае названные четыре общности действительно составляли бы определенную «конфедеративную» ассоциацию.
Сообщение Ивана Курбатова о численности напавших на него юкагиров усиливает вероятность того, что названные четыре общности действительно образовывали некий союз и именно в рамках этого союза было сформировано ополчение, осаждавшее Курбатова в «острожке» в 1681 г. (что не мешало бы, конечно, каким-то членам этого союза параллельно платить ясак и номинально признавать русскую власть, чтобы не вызывать прежде времени подозрений и вражды).
Численный состав четырех перечисленных общностей был следующим: в 1678 г. омоков - ок. 525 чел., когимэ - ок. 345 чел. [Долгих 1960: 421], ходынцев в середине ХѴІІ в. ок. 155 чел., к исходу ХѴІІ в. - ок. 120 чел. [там же: 428], лавренцев в 1680-х (и до эпидемии оспы 1691-92 гг.) - ок. 120 чел. [там же: 412] - всего ок. 1680 г., таким образом, около 1150 чел. Такая масса населения действительно могла бы выставить 200 ополченцев, не оголяя тем самым стойбища от бое- и трудоспособных людей.
39. В тексте стоит: «...что мы сидим в осаде Анандырского острожку». На этом основании в литературе иногда указывается, что Курбатов выдерживал весной 1681 г. осаду юкагиров именно в Анадырском остроге [Якутия в ХVІІ веке: 325; Зуев 2002: 222]. Однако из изложения Ивана Курбатова (см. ниже) однозначно видно, что в осаде он сидел по дороге в Анадырский острог, а в сам последний прибыл уже после снятия осады, проделав от того «острожка», где его осаждали, до Анадырского острога довольно длинный путь. При этом Курбатов прямо говорит, что прибыл в Анадырский острожек только 22 июня, а осаждали его в «острожке» с 17 апреля около четырех недель - следовательно, это был другой «острожек». Далее, в Анадырском остроге находился и встретил Курбатова Иван Потапов с достаточно большими силами; эту встречу в отписке описывает сам Курбатов (причем описывает как происшедшую намного позже осады), и если бы осажденный «острожек» был Анадырским, то оборонялся бы там отнюдь не один Курбатов со своими 12 служилыми людьми (как это описано в тексте), но и Потапов со всеми своими силами. Наконец, в отписке Ивана Голыгина о том же юкагирском нападении на Курбатова весной 1681 г. говорится так: «тот Ямочкин брат Канива с товарыщи о то время на том Анадырском хребте на дороге погромили и в Анадырский острожек служилых людей с казною не пропущали» (см. ниже, текст 11); иными словами, все события, связанные с этим нападением, происходили на Анадырском хребте по дороге к Анадырскому острогу, а не у самого острога. Таким образом, как заметил Б.О. Долгих еще в рецензии на «Якутию в ХVІІ в.», «Иван Курбатов был осажден не в Анадырском остроге, а по дороге к нему в верховьях Анюя» [Долгих 1954: 191]. Добавим к этому, что якутский воевода Приклонский излагал историю той же осады Курбатова по рассматриваемой здесь его отписке (см. текст 8 и прим. 60) следующим образом: «...на дороге-де по Анюе реке, не дошед Анадырского каменя, на подъеме, Юкагири его Ивановых полчан служилых людей 16 человек побили до смерти... а он-де Иван с 12 человеки, сделав острожек, отсиделся в осаде; а было-де тех Юкагирей человек с 200 и болши». Ясно, что об Анадырском остроге, поставленном еще за десятилетия до того и занятом гарнизоном Ивана Потапова, воевода никак не мог бы сказать, что этот острожек «сделал» Иван Курбатов после нападения юкагиров на его людей! Таким образом, речь действительно идет об острожке в верховьях Анюя. В свою очередь, слова Приклонского Е.А. Багрин понял, по-видимому, так, что Курбатов сам и соорудил этот острожек [Багрин 2010: 49]. Это можно считать исключенным: на сооружение простейшего зимовья отряду в 50-60 человек требовался месяц, самое большое - два (РМЛТО: 320), а «острожек» - это как минимум такое зимовье с добавкой пусть крохотного, но огражденного частоколом дворика, и отряд Курбатова никак не мог бы возвести его «по ходу дела», параллельно нападению юкагиров. Добавим, что Приклонский излагает эти события, как сообщает сам, прежде всего по отписке Курбатова, а сам Курбатов нигде не приписывает себе возведения «острожка»: по его изложению острожек возникает словно сам собой, без всякого объяснения того, откуда он взялся. Это будет легко понять, если считать, что речь идет об Анюйском укреплении, поставленном в свое время Михаилом Стадухиным: люди Стадухина в 1644 «поставили... Нижнеколымское ясачное зимовье, а также Анюйское на притоке Колымы Анюе (последнее зимовье стояло на Большом Анюе, вливавшемся в Колыму одним устьем с Малым)» [Кочедамов 1978: 27; аналогично Ополовникова 1989: 70]. Постоянного присутствия русских сил там не было, в ХVІІІ в. это зимовье уже не существовало, и в 1775 г. была основана Ангарская крепость близ устья Ангарки на Большом Анюе, а еще позднее ее перенесли на Малый Анюй [Ополовникова 1989: 70] . Очевидно, в этом Анюйском «зимовье», на тот момент пустовавшем, и укрылся после нападения юкагиров на отправленную им партию (из которой погибло 16 человек) Курбатов с остатками своих людей. Накануне подхода юкагиров он мог укрепить это строение, что и позволило Приклонскому написать, что Курбатов «сделал» обсуждаемый «острожек»; не исключено и то, что Приклонский просто не понял ясно, откуда взялся этот острожек (ведь в своей отписке Курбатов об этом не писал), и без дальних слов решил, что Курбатов сам же его и «сделал». Наконец, возможно, что Курбатов и сам сообщал, как «сделал» (то есть, в данном случае, укрепил) этот острожек, но в опубликованных копиях его отписки это место пропущено (ср.: в обеих опубликованных к настоящему моменту копиях выпущено по нескольку оборотов, причем в каждой копии - свои, см. прим. 31), или что эта подробность стала Приклонскому известна из других присланных Курбатовым бумаг (прим. 46) или от той группы лиц из Анадыря, с которой эти бумаги прибыли в Якутск.
Как, однако, в свете всего сказанного понимать выражение«...что мы сидим в осаде Анандырского острожку»? Поскольку Курбатов, как упоминалось выше, совершенно ясно сообщает, что в Анадырский острог он пришел намного позже окончания осады, то он заведомо не мог здесь подразумевать, что выдерживал эту осаду в Анадырском остроге. Остается считать, что тут кем-то допущена ошибка - либо напрасно вставлено слово «Анандырского», либо, наоборот, что-то по ошибке пропущено и имелось в виду нечто вроде: *«...что мы сидим в осаде не дошед Анандырского острожку». Последнее предположение подкрепляется тем, что в имеющемся виде обсуждаемое место производит впечатление испорченного: «мы сидим в осаде острожку» вместо ожидаемого «мы сидим в осаде в острожку».
40. Едва ли тот самый Мотора, что готовил паруса и снасти, которыми Курбатов воспользовался двумя месяцами ранее (см. текст 4): тот Мотора был связан с Усть-Янским зимовьем (где никогда не жили чуванцы), а этот появляется у верхнего Анадыря.
41. О документах, отосланных Иваном Курбатовым в Якутск в связи с принятием им начальства в Анадырском остроге у Ивана Потапова, см. ниже, прим. 46. В частности, Курбатов принял у Потапова 9 содержавшихся в остроге аманатов-ходынцев, т.е., очевидно, не стал причинять им вред в ответ на нападение ходынцев на его людей (ср.: аманатов выдавали ясачные ходынцы, а Курбатов пишет в своей отписке, что не знает, кто именно на него нападал - ясачные ходынцы или неясачные).
42. Не вполне понятно, когда Иван Потапов был на деле отослан из Анадыря в Якутск вместе с теми своими людьми, кто получал смену с прибытием Ивана Курбатова. Скорее всего, они отправились вместе или примерно одновременно с теми, кто вез саму отписку Ивана Курбатова и прочие сопровождавшие её документы, датируемыми началом августа 1681 г. Вместе с Потаповым ехал и Родион Кобелев, приказчик на Анадыре в 1668-1676, смененный в этой должности Иваном Потаповым, но так и оставшийся при нем служить в Анадырском остроге. Весной 1682 г. Кобелев и Потапов прибыли на Колыму с «костяной казной» из Анадыря, но далее задержались из-за затруднений с транспортом; 7 июня 1682 г. в Нижнеколымском зимовье Кобелев бил челом нижнеколымскому приказчику о выдаче им коча для продолжения пути; 10 июня 1682 г. они вышли из Нижнеколымского зимовья в Якутск морем на этом коче, а 18 апреля 1683 г. прибыли в Якутск [РМЛТО: 301, прим.1, со ссылкой на ЯОУ, ст. б/н 1682-1689 гг., л. 19]. Андреев и Сухарев с отпиской Ивана Курбатова прибыли в Якутск почти на год ранее, 1.06.1682 (см. помету на обороте текста 5).
43. Т.е. 4 августа «нынешнего 189 года» = 4.08.1681.
44. Таким образом, отписку принял ее адресат, И.Ф. Бибиков, хотя должность Якутского воеводы он к этому времени давно сдал И.В. Приклонскому.

Воспроизводится по:

А. А. Немировский Материалы по истории юкагиров и русской власти на Пенжине и Анадыре во второй половине 1670-х - середине 1680-х гг.